Он
был рождён для них, для тех надежд
Поэзии
и счастья... но, безумный, –
Из
детских рано вырвался одежд
И
сердце бросил в море жизни шумной,
И
свет не пощадил – и бог не спас!
М.Ю. Лермонтов «Памяти
А.И. Одоевского»
Поэт, декабрист Александр Иванович Одоевский
(1802-1839) родился 8 декабря в Петербурге в семье, принадлежавшей к старинному
роду удельных князей Черниговских. Получил хорошее домашнее образование. С юных
лет проявлял интерес к литературе. В 1815 году, по обычаю дворянских семей,
Одоевского записали на гражданскую службу – канцеляристом в Кабинет его
величества. В это же время познакомился со своими двоюродными братьями –
Александром Грибоедовым и Владимиром Одоевским. В 1821 году поступил на военную
службу. Будучи
офицером конногвардейского полка, вступил в Тайное Общество за несколько
месяцев до восстания и принял участие в выступлении на Сенатской площади.
В день 14 декабря 1825 года Одоевский
одним из первых прибыл на Сенатскую площадь и командовал взводом в стрелковой
цепи восставшего лейб-гвардии Московского полка. Его мужество, убеждённость в
правоте начатого дела были безграничны.
Верховный уголовный суд признал, что
Одоевский «участвовал в умысле бунта...
По мятежу: лично действовал в мятеже с пистолетом в руках», и приговорил
Одоевского к пятнадцатилетней каторге. 1 февраля 1827 года его заковали в цепи,
посадили в сани и повезли в Сибирь. Через Тобольск, Томск, Красноярск, Байкал –
в Читу. Там поместили в каторжную тюрьму, битком набитую его товарищами по
восстанию 14 декабря. Потянулись тяжёлые дни читинской каторги.
От
Читы до Кавказа
Представление, которое мы имеем о
поэтическом наследии Одоевского, скудно и неполно. Он не хранил свои стихи, а
многие даже не записывал, и они дошли до нас лишь в изложении его товарищей по
каторге и ссылке. Но и то, что нам известно, убеждает в необыкновенном
богатстве и обаянии его личности, в том, что лучшим из поэтов-лириков
декабристского круга был именно Одоевский.
А. Пушкин отправил послание своим
опальным друзьям, в котором высказал мысль о великом историческом значении дела
декабристов, призывал их к мужественному терпению и выражал надежду на близкую
революцию, которая освободит сосланных на каторгу друзей:
Оковы
тяжкие падут,
Темницы
рухнут – и свобода
Вас
примет радостно у входа...
Насколько для декабристов был дорог этот
привет поэта, показывает их ответное стихотворение, написанное декабристом
Одоевским:
Струн
вещих пламенные звуки
До
слуха нашего дошли,
К
мечам рванулись наши руки,
И
– лишь оковы обрели.
Но
будь покоен, бард! – цепями,
Своей
судьбой гордимся мы,
И
за затворами тюрьмы
В
душе смеёмся над царями.
Наш
скорбный труд не пропадёт,
Из
искры возгорится пламя,
И
просвещённый наш народ
Сберётся
под святое знамя.
Мечи
скуём мы из цепей
И
пламя вновь зажжём свободы!
Она
нагрянет на царей,
И
радостно вздохнут народы!
«Струн
вещих пламенные звуки...», 1828 или 1829
 |
Александр
Иванович Одоевский (1802-1839)
|
Эти строки стали шедевром творчества Одоевского,
произведением, в котором в наибольшей степени проявились и его поэтический
талант, и стойкость борца, и зрелость политического мыслителя. Впервые они были
опубликованы без подписи автора, имя которого долго оставалось неизвестным.
Но и тогда, когда авторство Одоевского
было установлено, когда строка «Из искры возгорится пламя» стала эпиграфом к
ленинской «Искре», она была подписана словами: «Ответ декабристов Пушкину». Стихотворение было написано от имени
всех узников, томившихся в «каторжных
норах», скреплённых единством судьбы, мысли и воли.
В мае 1837 года из Ишима Одоевский
обращается к Бенкендорфу с просьбой исходатайствовать ему высочайшую милость –
испросить место в рядах Кавказского корпуса. Просьба была удовлетворена:
Николай I на прошении наложил резолюцию: «рядовым
в Кавказский корпус». Почти одновременно Николаем был отдан приказ о
переводе в Отдельный Кавказский корпус рядовыми целого ряда декабристов. Простившись
с Ишимом, Одоевский выехал в Тобольск. Там включился в одну из направлявшихся
на Кавказ партий декабристов.
В конце августа Одоевский вместе с
партией декабристов был отправлен в Казань, где состоялась долгожданная встреча
с отцом, добившимся для Одоевского разрешения поехать в Казань до Кавказа не
этапным порядком, а «на почтовых с
жандармом на его, Одоевского, счёт». Простившись в Симбирске с отцом,
Одоевский вместе с Нарышкиным, Лорером, Лихаревым, Назимовым и Черкасовым
направился через Пензу и Тамбов в Ставрополь.
«И
нас далёкий путь влечёт»
В октябре 1837 года Одоевский и его
спутники достигли Ставрополя. За несколько вёрст до города они увидели стаю
журавлей, направлявших свой полёт на юг.
–
Приветствуй их,
– предложил поэту Назимов.
И вот, через несколько минут, полный
поэтического вдохновения, Одоевский прочёл:
Куда
несётесь вы, крылатые станицы,
В
страну ль, где на горах шумит лавровый лес,
Где
рдеют радостью могучие орлицы
И
тонут в синеве пылающих небес?
И
мы – на юг! Туда, где яхонт неба рдеет
И
где гнездо из роз себе природа вьёт,
И
нас, и нас далёкий путь влечёт,
Но
солнце там души не отогреет
И
свежий мирт чела не обовьет...
Пора
отдать себя и смерти и забвенью!
Не
тем ли после бурь нам будет смерть красна,
Что
нас не севера угрюмая сосна,
А
южный кипарис своей покроет тенью?
«Куда
несётесь вы, крылатые станицы», 1837
Через год в Пятигорске Одоевский
дополнил стихотворение заключительным четверостишием:
И
что не мёрзлый ров, не снеговой увал
Нас
мирно подарят последним новосельем,
Но
кровью шаркая, обрызганный шакал
Гостей
бездомных прах развеет на ущельях.
Прибытие Одоевского в Ставрополь совпало
со знаменательным событием – ожидали приезда царя Николая I. Навстречу выехал
командующий войсками Кавказской линии и Черноморья генерал А.А. Вельяминов. Под
городом расположился лагерем генерал Засс. Палатку Засса окружила пёстрая толпа
депутатов от разных племён горцев, которых он должен был представить государю.
Их скачки, стрельбы и другие военные игры представляли живую и оригинальную
картину. Во время завтрака генералу Зассу вдруг подали пакет. Адъютант доложил,
что прибыли из Сибири шестеро разжалованных в солдаты.
–
Это декабристы! – сказал
Засс. – Просите их сюда.
Через несколько минут в палатку вошли 6
человек средних лет в полудорожных костюмах, несколько сконфуженные. Засс
принял их просто, как товарищей. Подали вина, и скоро завязался душевный
разговор.
«Несмотря
на 12 лет Сибири, – вспоминал
впоследствии Н.М. Сатин, отбывавший
ссылку на Кавказе, – все они сохранили много жизни, много либерализма, но из
всех весёлостью, открытой физиономией и игривым умом отличался А.И. Одоевский.
Это был действительно «мой милый Саша», как его прозвал Лермонтов, Ему было 34
года, но он казался гораздо моложе, несмотря на то, что был лысый. Улыбка, не
сходившая почти с его губ, придавала лицу его этот вид юности».
Так в палатке генерала Засса собрались
декабристы Лихарев, Лорер, Назимов, Нарышкин, Одоевский, Черкасов. Здесь же, в
палатке, был и доктор Майер*.
Сатин и Майер отправились провожать
новых знакомых до гостиницы, в которой они остановились. Сильный дождь помешал
расстаться. И в заурядном, небольшом номере гостиницы Сатин и Майер услышали
проникновенные рассказы о 14 декабря. «Можете
представить, – вспоминал потом Сатин,
– как это волновало тогда наши ещё юные сердца и какими глазами смотрели мы на
этих людей, из которых каждый казался нам или героем или жертвой грубого
деспотизма».
Одоевский в Ставрополе встретился со
своим товарищем по Читинскому острогу С.И. Кривцовым.
Как вспоминает один из офицеров
Ставропольского гарнизона, у командира Моздокского казачьего полка Баранчеева
собирались декабристы Кривцов, Палицын, Лихарев, Черкасов, Одоевский, Нарышкин,
Коновницын и целый кружок офицеров. Избегая разговоров о политике, они коротали
долгие вечера – картами, главным образом копеечным бостоном, и доигрывались до
изнеможения сил, пока карты из рук не падали.
Одоевскому и его товарищам пришлось
задержаться в Ставрополе: тревожное известие о катастрофе с царским поездом при
выезде из Тифлиса на спуске к ручью Вера – выноса коляски, в которой ехал
император, сорвались в пропасть, а форейтор был убит на смерть – делало
невозможным отправление декабристов по полкам, в особенности тех из них,
которые должны были следовать на Кавказ по тифлисской дороге навстречу
императору и его свите.
Вот почему распоряжения об отправлении
декабристов из Ставрополя не были выполнены своевременно и все 6
государственных преступников были доставлены в лагерь генерала Засса как старшего
по должности после Вельяминова. Одоевский по этой причине смог попасть в
Нижегородский драгунский полк только через месяц.
Пока декабристы ожидали разрешения на
выезд из Ставрополя, сюда прибыл Лермонтов. В ожидании возвращения генерала
Вельяминова, который выехал навстречу Николаю I и от которого зависела их
дальнейшая судьба, декабристы встречались с Лермонтовым на квартире известного
доктора Майера. Об этих встречах Лермонтов в повести «Княжна Мери» устами
Печорина вспоминал: «Я встретил Вернера в
С... среди многочисленного и шумного круга молодёжи; разговор принял под конец
вечера философско-метафизическое направление, толковали об убеждениях: каждый
был убеждён в разных разностях».
Наконец 17 октября в Ставрополь прибыл
Николай I. С утра Большая улица города была переполнена не только местными
обывателями, но и согнанными из окрестных сёл и станиц крестьянами и казаками.
Много лет спустя Пётр Николаевич
Черняев, преподаватель первой Казанской классической гимназии, рассказывал
известному советскому писателю Сергею Николаевичу Голубову:
«Представьте
себе ночь – осеннюю ночь, чёрную как... Ну, вообще чёрную. Через Ставрополь
проезжал Николай I. Император. Конечно, – иллюминация... Плошки чадят... Народ
толпами. Словом, так. А в гостинице – молодые люди. Один Лермонтов – поэт...
Ага! Что – интересно вот! Другой – тоже поэт... Из декабристов... Одоевский
Александр... Оба – между двумя ссылками... И ещё один будущий поэт, молоденький
Сатин Николай. Были друзья, – просвещённые, честные, смелые... Да... Я знал
Сатина... Он мне рассказывал это... Стариком... Очень болен был и рассказывал.
Вот, – сидели они... Разговаривали. Пили вино. Было о чём поговорить – и за что
выпить и умереть... Ну, хорошо... Так! Вдруг декабрист Одоевский Александр
выскочил на балкон. Плошки чадили... Мрачно! Заметьте: император был в
Ставрополе, и Одоевский закричал: «Аве, Цезарь, моритури те салютант! – Все
испугались – страшно. Не знаю, как Лермонтов... Может быть, и он испугался. А?
Вы думаете – нет? Вот... Схватили Одоевского за руку: «Что ты, брат? Услышат,
беда!» «Ну, господа, русская полиция по-латыни еще не обучена!» – Правильно. Но
– смело. Даже до дерзости, а?»**.
 |
Здание бывшей гостиницы
Найтаки (Ставрополь, 2017 г.)
Царь пробыл в Ставрополе один день, на
другой – он – уже был в дороге на Новочеркасск.
Несколько дней спустя декабристы были
отправлены по полкам: Лорер и Черкасов в Тенгинский пехотный полк, штаб
которого находился за Екатеринодаром в Ивановке, Нарышкин угодил в Навагинский
пехотный полк, стоявший в Прочном окопе, Назимов попал несколько дальше – в
Кабардинский пехотный полк и, наконец, Лихарев был направлен в Куринский
пехотный полк.
В двадцатых числах октября Одоевский и
Лермонтов покинули Ставрополь и отправились в Нижегородский драгунский полк.
«И
сердце бросил в море жизни шумной»
Путешествие с Одоевским из Ставрополя в
Грузию Лермонтов спустя два года запечатлел в стихотворении «Памяти А.И.
Одоевского»:
Я
знал его – мы странствовали с ним
В
горах Востока... и тоску изгнанья
Делили
дружно.
Именно во время этой совместной поездки
Лермонтов так хорошо узнал своего «милого
Сашу», что с полным правом говорил о нём в своих прекрасных стихах:
Он
был рождён для них, для тех надежд
Поэзии
и счастья... но, безумный, –
Из
детских рано вырвался одежд
И
сердце бросил в море жизни шумной,
И
свет не пощадил – и бог не спас!
Но
до конца среди волнений трудных,
В
толпе людской и средь пустынь безлюдных
В
нём тихий пламень чувства не угас:
Он
сохранил и блеск лазурных глаз,
И
звонкий детский смех, и речь живую,
И
веру гордую в людей и жизнь иную.
Вместе с Лермонтовым Одоевский прибыл
сначала в Тифлис, затем в Кара-Агач, где находилась штаб-квартира
Нижегородского драгунского полка.
25 ноября 1837 года Одоевский и
нижегородцы простились с Лермонтовым: «по
высочайшему повелению» он был переведён в Новгород в лейб-гвардии
Грозненский гусарский полк. Одоевский лишился хорошего, верного друга.
Нижегородцы часто ездили в гости в
имение князей Чавчавадзе – Цинондали, расположенное в Кахетии недалеко от
Кара-Агача. В Цинондали жила вдова лучшего друга Одоевского Нина Александровна
Грибоедова. Памятником этих встреч является известное стихотворение Одоевского «Брак
Грузии с русским царством».
Дева
черноглазая! Дева чернобровая!
Грузия!
дочь и зари, и огня!
Страсть
и нега томная, прелесть вечно новая
Дышат
в тебе, сожигая меня!
Не
томит тебя кручина
Прежних,
пасмурных годов!
Много
было женихов,
Ты
избрала – Исполина!
Вот
он идёт: по могучим плечам
Пышно
бегут светло-русые волны;
Взоры
подобны небесным звёздам,
Весь
он и жизни и крепости полный,
Гордо
идёт, без щита и меча;
Только
с левого плеча,
Зыблясь,
падает порфира;
Светл
он, как снег; грудь, что степь, широка,
А
железная рука
Твёрдо
правит осью мира.
Вышла
невеста навстречу; любовь
Зноем
полудня зажгла ее кровь;
И,
откинув покрывало
От
стыдливого чела,
В
даль всё глядела, всем звукам внимала,
Там,
под Казбеком, в ущелье Дарьяла,
Жениха
она ждала.
В
сладостном восторге с ним повстречалась
И
перстнями поменялась;
В
пене Терека к нему
Бросилась
бурно в объятья, припала
Нежно
на грудь жениху своему.
Приняла
думу, и вся – просияла.
Прошлых
веков не тревожься печалью,
Вечно
к России любовью гори,–
Слитая
с нею, как с бранною сталью
Пурпур
зари.
«Брак
Грузии с русским царством», 1838
Для Одоевского, как и для многих
декабристов, брак А.С. Грибоедова и Нины, дочери известного грузинского поэта и
общественного деятеля А.Г. Чавчавадзе, был символом нерушимой дружбы и братства
русского и грузинского народов.
В 1838 году Одоевского встретил в
Тифлисе его товарищ по Петропавловской тюрьме декабрист А.Е. Розен. Он
находился здесь временно, по болезни. По словам Розена, Одоевский часто хаживал
«на могилу своего Грибоедова», воспел
его память, воспел Грузию звучными стихами.
Одоевский встречался с возвратившимся из
ссылки в Тамбов тестем Грибоедова, Александром Гарсевановичем Чавчавадзе. Покорённый
обаянием и умом этого человека Одоевский пишет стихотворение «Соловей и роза» в
изысканной восточной манере.
–
Зачем склонилась так печально,
Что
не глядишь ты на меня?
Давно
пою и славлю розу,
А
ты не слушаешь меня!
–
Зачем мне слушать? Слишком громко
Поешь
ты про свою любовь.
Мне
грустно, ты меня не любишь,
Поёшь
не для меня одной.
– Но
ты, как дева Франкистана,
Не
расточай души своей:
Мне
одному отдай всю душу,
Тогда
я тихо запою.
«Соловей
и роза»,
1837
Первый перевод этого стихотворения на
грузинский язык принадлежит Александру Чавчавадзе.
«Как
брата старшего святое завещанье»
Лето 1838 года Одоевский по состоянию
здоровья провёл в Пятигорске и Железноводске. Здесь встретился со многими
своими соратниками по 14 декабря 1825 года: Голицыным, Кривцовым, Нарышкиным,
Цебриковым. Здесь же находился также и доктор Майер. В Пятигорске их дружба
окончательно окрепла.
В это же лето на Кавказские Воды приехал
друг А.И. Герцена – Н.П. Огарёв. Через посредство доктора Майера произошло
историческое знакомство Огарёва с декабристами.
«Одоевский
был, без сомнения, самый замечательный из декабристов, бывших в то время на
Кавказе, –
вспоминал впоследствии сам Огарёв в отрывке из своей исповеди «Кавказские
воды», – Лермонтов списал его с натуры.
Да! этот... «блеск лазурных глаз, и звонкий детский смех, и речь живую» не
забудет никто из знавших его. В этих глазах выражалось спокойствие духа –
скорбь не о своих страданиях, а о страданиях человека, в них выражалось
милосердие. Может быть, эта сторона христианства всего более увлекала
Одоевского... Он - носил свою солдатскую шинель с тем же спокойствием, с каким
выносил каторгу и Сибирь, – с тою же любовью к товарищам, с тою же преданностью
своей истине, с, тем же равнодушием к своему страданью. Может быть, он даже
любил своё страдание».
Знакомство Одоевского с Огарёвым перешло
в крепкую, нерушимую дружбу. На всю жизнь запомнил Огарёв одну ночь, проведённую
им с друзьями в обществе Одоевского. Это было в Железноводске. «Мы пошли в лес по дорожке к источнику.
Деревья по всей дорожке дико сплетаются в крытую аллею. Месяц просвечивал
сквозь тёмную зелень. Ночь была чудесна. Мы сели на скамью, и Одоевский говорил
свои стихи. Я слушал, склонив голову. Это был рассказ о видении какого-то
светлого женского образа, который перед ним явился в прозрачной мгле и медленно
скрылся.
Долго
следил я эфирную поступь...
Он
кончил стихи, и его голос всё звучал у меня в ушах. Стих остался в памяти,
самый образ Одоевского с его звучным голосом в поздней тишине леса мне теперь
кажется тоже каким-то видением, возникшим и исчезнувшим в лунном сиянии
кавказской ночи...».
Это строчка из стихотворения «Венера небесная».
Сон
ли я видел? Нет, образ живой;
Долго
следил я эфирную поступь,
Взор
лучезарный мне в душу запал,
С
ним – и мученье и сладость.
Нет,
я не в силах для бренных очей
Тканью
прозрачной облечь неземную;
Голос
немеет в устах... но я весь
Полон
Венеры небесной.
О самом Одоевском Огарёв написал не
менее прочувствованные строки:
И
тот из них, кого я глубоко любил,
Тот
– муж по твёрдости и нежный, как ребёнок,
Чей
взор был милосерд и полон кротких сил,
Чей
стих мне был, как песнь серебряная, звонок, –
В
свои объятья меня, он заключил,
И
память мне хранит сердечное лобзанье,
Как
брата старшего святое завещанье.
На
черноморском побережье Кавказа
Служба Одоевского на Кавказе не
отличалась особым разнообразием, но служил он честно и в 1839 г. дослужился до
унтер-офицера. Летом 1839 года Одоевский участвует в экспедиции генерал-майора
Н.Н. Раевского на Черноморском побережье. По плану командования надо было
построить здесь ряд укреплений.
В апреле все войска, предназначенные для
участия в экспедиции, были собраны в Тамани. Здесь Одоевский встретил своих
старых товарищей по сибирской каторге: Лорера, Нарышкина, Лихарева,
Игельстрома, Черкасова, Загорецкого. Друзья шумно отпраздновали свою встречу,
на вечеринке был брат А.С. Пушкина Лев Пушкин, который прочёл наизусть поэму
Александра Сергеевича «Цыганы».
Вскоре действующие войска были посажены
на суда Черноморской эскадры. На одном из кораблей находился, по личному
приглашению руководителя экспедиции генерала Н.Н. Раевского, молодой тогда
художник И.К. Айвазовский, которому была предоставлена возможность
познакомиться с конструкцией военных кораблей.
3 мая при тихой погоде десант был
высажен на земле племени убыхов в устье реки Шахе и, преодолев сопротивление
противника, овладел долиной реки Субаши. Эту операцию Айвазовский увековечил
впоследствии в картине «Десант в Субаши»***.
 |
И.К. Айвазовский
«Десант Н.Н. Раевского у Субаши» (1839) Холст, масло, 66х97 см., Самарский
областной художественный музей
Под прикрытием артиллерийского огня
солдаты в относительной безопасности переправлялись в шлюпках на берег. Хотя в
марине ещё по-ученически робко написана зеленовато-грязная вода и закрытое
облаками небо, зато очень тщательно прорисована оснастка кораблей.
Биограф прославленного
художника-мариниста Н.С. Барсамов утверждает, что в молодости И.К. Айвазовский
встречался с опальными декабристами, был принят в их семьях. О них он вспоминал
с глубоким уважением и тёплым чувством.
Здесь, в Долине Субаши, Одоевский
получил тяжёлое известие о смерти своего отца. Убитый горем и отчаянием, поэт в
последнем, дошедшем до нас письме, писал своему другу декабристу Назимову: «Я потерял моего отца: ты его знал. Я не
знаю, как я был в состоянии перенести этот удар, – кажется, последний, другой, какой бы ни был,
– слишком будет слаб по сравнению. Всё кончено для меня. Впрочем, я очень,
очень спокоен... Я спокоен, – говорить – говорю, как и другие, но когда я один
перед собою и пишу к друзьям, способным разделить мою горесть, то чувствую, что
не принадлежу к этому миру».
Одоевский совершенно изменился и душевно
и физически. Не стало слышно его звонкого смеха. Все свободные от службы часы
он проводил безвыходно в палатке. Когда часть отряда отправляли в Керчь и
друзья предложили ему ехать с ними, Одоевский ответил решительным отказом. «В день нашего отъезда, – повествует
Лоpep, – он проводил нас на берег и на
наши просьбы ехать с нами упорствовал до последней минуты. – «Я остаюсь как
искупительная жертва», – были его последние слова на берегу. Чтоб отсрочить
хоть несколько горестную минуту разлуки, Одоевский сел с нами в лодку и пожелал
довезти нас до парохода. Там он сделался веселее, шутил и смеялся. «Ведь ещё
успеют привезти твои вещи, едем вместе, – уговаривал я его». «Нет, любезнейший
друг, я остаюсь!». Лодка с Одоевским отвалила от парохода.
Одоевский вместе с декабристами
Загорецким, Игельстромом и Лихаревым остались на строительстве форта
Лазаревского в устье реки Псехуапе (неподалёку от Сочи). Когда Одоевский узнал
о готовящейся серьёзной экспедиции, он обрадовался и сказал решительно, что
живой оттуда не воротится, что это сама судьба посылает ему развязку с постылой
жизнью.
Но Одоевскому не суждено было погибнуть
от вражеской пули. Не случайно, простившись с Лорером, Нарышкиным и Черкасовым,
он заметил своему другу Загорецкому:
– Мы остаёмся на жертву горячке.
Эти слова оказались пророческими. С
августа Одоевский слёг. Поднялась высокая температура, он был в бреду. В отряде
тогда многие болели лихорадкой, жара стояла тропическая.
В недостроенной казарме приготовили для
Одоевского помещение, товарищи перенесли его туда на руках. Болезнь не уступала
стараниям медиков. Ему два раза пускали кровь, но надежды на спасение не было.
Весь отряд и даже солдаты приходили справляться о его здоровье.
Одоевский «не переставал быть весёлым и разговорчивым и нисколько не сознавал
опасности своего положения, читал импровизованные стихи на счёт молодого,
неопытного лекаря... 15 августа, в 3 часа пополудни, прислуга отлучилась,
Загорецкий остался один с больным, которому понадобилось присесть на кровать.
Загорецкий помог ему, придерживая его, вдруг он, как сноп свалился на подушку,
так что при всей своей силе Загорецкий не мог удержать его...» – вспоминал
о последних минутах жизни Одоевского А.Е. Розен.
Призвали лекаря и фельдшера, которые
констатировали смерть.
На похоронах присутствовали все знавшие
и любившие поэта. Штаб- и обер-офицеры отряда пришли в полной форме отдать ему
последний долг с почестями, и даже солдаты нарядились в мундиры. Тело Одоевского
несли на руках. Плакали не только солдаты, но и горцы соседних аулов, сумевшие
за сравнительно короткое время не только узнать, но и полюбить
поэта-изгнанника.
Прах Одоевского был предан земле за новопостроенным
фортом у самого обрыва Чёрного моря. На одинокую могилу был водружён большой
крест, выкрашенный красной краской****.
Как
недвижимы волны гор,
Обнявших
тесно мой обзор
Непроницаемою
гранью!
За
ними – полный жизни мир,
А
здесь – я одинок и сир,
Отдал
всю жизнь воспоминанью.
Всю
жизнь, остаток прежних сил,
Теперь
в одно я чувство слил,
В
любовь к тебе, отец мой нежный,
Чьё
сердце так ещё тепло,
Хотя
печальное чело
Давно
покрылось тучей снежной.
Проснется
ль тёмный свод небес,
Заговорит
ли дальний лес
Иль
золотой зашепчет колос –
В
луне, в туманной выси гор,
Везде
мне видится твой взор,
Везде
мне слышится твой голос.
Когда
ж об отчий твой порог
Пыль
чуждую с иссохших ног
Стрясёт
твой первенец-изгнанник,
Войдёт,
растает весь в любовь,
И
небо в душу примет вновь,
И
на земле не будет странник?
Нет,
не входить мне в отчий дом
И
не молиться мне с отцом
Перед
домашнею иконой;
Не
утешать его седин,
Не
быть мне от забот, кручин
Его
младенцев обороной!
Меня
чужбины вихрь умчал
И
бросил на девятый вал
Мой
челн, скользивший без кормила;
Очнулся
я в степи глухой,
Где
мне не кровною рукой,
Но
вьюгой вырыта могила.
С
тех пор, займется ли заря,
Молю
я солнышко-царя
И
нашу светлую царицу:
Меня,
о солнце, воскреси,
И
дай мне на святой Руси
Увидеть
хоть одну денницу!
Взнеси
опять мой бедный челн,
Игралище
безумных волн,
На
океан твоей державы,
С
небес мне кроткий луч пролей
И
грешной юности моей
Не
помяни ты в царстве славы!
«Как
недвижимы волны гор»,
1836
 |
Бюст А.И.
Одоевского (пос. Лазаревское г. Сочи). Фото с сайта
|
Памятник поэту-декабристу А.И. Одоевскому
(возведён в 1954 году, скульптор И.Я. Гуслева) находится в парке Энтузиастов, в
центре Лазаревского (г. Сочи), среди частного сектора рядом с одноимённой
улицей. Надпись на памятнике «Из искры возгорится пламя».
На месте сквера, где установлен памятник
Александру Ивановичу Одоевскому некогда и располагалась большая часть форта
Лазарев. Ещё с тех пор сохранилось грозное боевое оружие – пушка-единорог. Она
была отлита из чугуна на Урале и поступила на вооружение Черноморского флота.
Когда высаживались десанты часть пушек сняли с кораблей для защиты фортов.
Теперь пушка-единорог стоит в том же сквере, недалеко от памятника Одоевскому.
ПРИМЕЧАНИЕ
* Николай Васильевич Майер – доктор при штабе
командующего войсками Кавказской линии и Черноморья А.А. Вельяминове. Прототип
доктора Вернера в романе М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени».
** Как пишут сегодняшние лермонтоведы
В.А. Захаров и В.Н. Кравченко, к приезду Николая I в Ставрополь все декабристы,
до этого находившиеся в той же гостинице Найтаки, а именно Нарышкин, Назимов,
Черкасов, Лорер, Розен и Одоевский или уже были отправлены в назначенные им
полки, или как Е.А. Розен ещё не добрались до Ставрополя. В городе с
Лермонтовым из декабристов могли быть лишь Голицын и Лихарев.
*** В результате участия в боевых
операциях И.К. Айвазовский 3 раза изобразил десант у Субаши: первый раз –
тотчас по возвращении в Феодосию, а второй и третий раз много лет спустя, в
80-х годах.
 |
И.К. Айвазовский
«Десант в Субаши» (1880-е). Холст, масло, 232х364 см, Феодосийская картинная
галерея им. И.К. Айвазовского
Второй раз эпизод был запечатлён пером
на небольшом листке бумаги. В третий же раз прославленный маринист написал
большую, мастерски скомпонованную картину, на которой на фоне грандиозной и
прекрасной природы изобразил военные действия, свидетелем которых являлся
непосредственно.
Читать ещё: Вагнер Лев Арнольдович «Айвазовский».
Глава «Десант в Субаши»
**** Текст печатается по изданию
ставропольского лермонтоведа А.В. Попова «Декабристы-литераторы на Кавказе» с.
133-154.
Ещё по теме:
В
фонде нашей библиотеки имеются издания, в том числе и в адаптированных
форматах, про декабристов и их половинках:
Алексеев, С. П. Декабристы [Текст] :
историческая повесть / С. П. Алексеев. – М. : Логосвос, 2012. – 330 с. – (Круг
чтения. Издание для слабовидящих).
Алексеев, С. П. Рассказы о декабристах
[Текст] / С. П. Алексеев. – М. : Логосвос, 2002. – 31 с. – (Круг чтения.
Издание для слабовидящих).
В потомках ваше имя оживёт. Декабристы
на Северном Кавказе [Шрифт Брайля] : литературно-исторические очерки / сост. Т.
В. Степанова. – Ставрополь : Ставроп. краев. б-ка для слепых и слабовидящих им.
В. Маяковского, 2012. – 1 кн.
Декабристы : к 175-летию подвига
декабристов [Видеозапись]. – М. : Открытое общество, 2000. – 3 вк. (205 мин.).
Декабристы. Т. 1-2 [Звукозапись] /
читают Е. Терновский; В. Самойлов. Поэт с берегов Рейна. Жизнь и страдания
Генриха Гейне / Л. Копелев ; читает В. Герасимов. Опыт биографии Н.В. Гоголя ;
Последние дни жизни Гоголя; Николай Васильевич Гоголь / П. Кулиш ; читает В.
Герасимов. – М. : Логосвос, 2012. – 1 фк., (78 час.46 мин.).
Кравченко, В. Н. Братья Пушкины на
Кавказе (1820-1829) [Текст] / В. Н. Кравченко. – Ставрополь : Сервисшкола,
2013. – 120 с.
Кравченко, В. Н. «Всюду он был любим»
[Текст] : о декабристе Кривцове / В. Н. Кравченко. – Ставрополь : Юркит, 2002. –
86 с.
Кравченко, В. Н. Мы странствовали с ним
в горах Востока... [Текст] : художественно-документальное издание / В. Н.
Кравченко. – Ставрополь : Юркит, 2009. – 144 с.
Попов, А. В. Декабристы-литераторы на
Кавказе [Текст] / А. В. Попов. – Ставрополь : Книжное изд-во, 1963. – 165 с.
Труайя, А. Грозные царицы: роман
[Звукозапись] ; Свет праведных. Т.1: Декабристы ; Т.2: Декабристки:
исторический роман / А. Труайя ; читают И. Воробьёва, И. Ерисанова. –
Ставрополь : Ставроп. краев. б-ка для слепых и слабовидящих им. В. Маяковского,
2011. – 1 фк., (70 час.54 мин.).
Труайя, А. Свет праведных. Т.1.
Декабристки [Звукозапись] / А. Труайя. – М. : Логосвос, 2009. – 9 мфк., (35
час.10 мин.) : 2,38 см/с, 4 доp. – С изд.: М.: Эксмо, 2007.
Труайя, А. Свет праведных. Т.2.
Декабристки [Звукозапись] / А. Труайя. – М. : Логосвос, 2009. – 7 мфк., (24
час.59 мин.) : 2,38 см/с, 4 доp. – С изд.: М.: Эксмо, 2007.
Комментариев нет:
Отправить комментарий