Александр Борисович Чаковский (1913–1994)
– русский советский писатель и журналист родился 26 августа 1913 года в
Петербурге, в семье врача.
Детские и отроческие годы Чаковского
прошли в Самаре; здесь он в 1930 году окончил школу, здесь сделал первые шаги
на общественном поприще: старшеклассником ездил в деревню ликвидировать
неграмотность, был «подручным» уполномоченного по коллективизации, редактором
стенгазеты. А в 17 лет отправился в Москву – начинать самостоятельную жизнь.
Чаковский поступает на заочное отделение
юридического института, затем переходит в только что открывшийся Литературный
институт, который заканчивает в 1939 году. В Литинститут ему посоветовал идти Фёдор
Панферов, редактор журнала «Октябрь» после того, как опубликовал очерк
Чаковского об Анри Барбюсе.
Александр Борисович работает в редакции
газеты Московского военного округа «Красный воин» и продолжает учёбу в
аспирантуре знаменитого ИФЛИ (Института Философии, Литературы, Искусства).
Пишет литературные портреты Мартина Андерсена-Нексе, Николая Островского, Адама
Мицкевича, Эмиля Золя, первую повесть о Парижской коммуне и её участнице,
поэтессе Луизе Мишель. В 1941 году выходит последняя работа этого цикла – «Кого фашисты сжигают», посвящённая
Генриху Гейне.
С началом войны Чаковский становится
военным корреспондентом газет Волховского, Ленинградского, а затем 3-го
Прибалтийского фронтов. Много ездит, много пишет. Пишет свои первые рассказы на
военную тему. Не раз побывав в блокадном Ленинграде, писатель создаёт трилогию
о людях героического города «Это было в
Ленинграде» (1944), «Лида» (1945), «Мирные дни» (1947), ознаменовавшую развитие жанра
документально-художественной прозы. Этому
жанру Чаковский отдавал предпочтение и в своём дальнейшем творчестве.
С 60-х годов Александр Борисович работал
над панорамным романом «Блокада» (в
пяти книгах), затем – над ещё более масштабным полотном «Победа», в 80-х годах писателем созданы «Неоконченный портрет» (о последних днях жизни президента США Рузвельта),
а также роман в трёх книгах «Нюрнбергские
призраки», носящий яркую антифашистскую окраску. По наиболее крупным и
значительным произведениям Александра Чаковского были сняты кинофильмы,
запомнившиеся не одному поколению россиян.
Роман
– эпопея «Блокада» стала
вершиной творчества Александра Чаковского. События героической и трагической
обороны Ленинграда он изображает на широком фоне Второй мировой войны с её
главными действующими лицами. Автор ввёл в состав персонажей романа Сталина,
Жукова, Ворошилова, Жданова, Кузнецова (под псевдонимом), Говорова, описал их
действия и поведение в реальных ситуациях.
Написанная ярко, темпераментно,
талантливо «Блокада» получила признание и читательское, и официальное.
Александру Борисовичу была присуждена Ленинская премия. Многие годы она была в
числе книг, самых популярных во всех слоях общества.
В первом
томе
объединены первые три книги романа. Действие первой книги начинается накануне
войны. Автор раскрывает коренные причины чудовищной бойни, навязанной
германским фашизмом народам нашей страны.
Вторая книга по времени относится к июлю
– августу 1941 года, когда тяжёлые бои шли на подступах к Ленинграду.
Третья книга романа посвящена одному из
наиболее напряжённых моментов Великой Отечественной войны – развернувшейся в
сентябре 1941 года битве за Ленинград.
Цитата из романа Александра Чаковского «Блокада»:
«…Осенью,
когда Звягинцев ещё находился в Ленинграде, слово «блокада» было прочно связано
со словом «обстрелы». Теперь, хотя обстрелы продолжались с не меньшей силой,
слово «блокада» слилось воедино с другим коротким словом: «голод».
Всего
месяц назад понятие «алиментарная дистрофия» было известно лишь медикам,
заполнявшим истории болезни людей, пришедших или доставленных на носилках в
амбулатории. Теперь оно получило всеобщее распространение, стало известно всем
ленинградцам.
Дистрофия,
то есть истощение первой степени, не считалась болезнью: ею страдали все.
При
дистрофии второй степени в людях происходили заметные перемены. Они становились
безразличными ко всему или, наоборот, крайне раздражительными, слабели, всё
чаще останавливались на ходу, утром с трудом поднимались с постели.
Лишний
кусок хлеба, луковица, головка чесноку могли бы спасти таких людей. Но никто не
мог рассчитывать на это, – в Ленинграде в те дни не было не только ничего «лишнего»,
но даже того необходимого, что могло бы обеспечить жизнь впроголодь...
И
наступала третья степень дистрофии.
Обессиленный
ею человек почти не испытывал страданий. Он не чувствовал, не ощущал
приближения смерти. Она являлась не в привычном грохоте рвущихся артиллерийских
снарядов, а бесшумно и незаметно. Точно путнику, ослабевшему в пути по
бескрайней ледяной пустыне и бессильно опустившемуся в снег, измождённому
человеку казалось, что он засыпает в тепле и покое. Смерть была легка, но
неотвратима.
Всего
этого Звягинцев ещё не знал. Он видел, что лампы в Смольном горят лишь
вполнакала, но не знал, что город почти лишён электроэнергии, потому что
единственной действовавшей электростанцией в те дни была оказавшаяся почти на
переднем крае обороны Пятая ГЭС; она ежедневно подвергалась обстрелам или бомбёжкам
и, почти не имея топлива, могла обеспечить током – и то частично – лишь
Смольный и хлебозаводы. В сто двадцать раз меньше, чем до войны, получал теперь
Ленинград электроэнергии.
А
хлебозаводы, которые выпускали в сутки вместо потребных городу двух с половиной
тысяч лишь восемьсот тонн хлеба, к тому же более чем на три четверти
состоявшего из почти несъедобных заменителей муки, страдали не только от
нерегулярной подачи электроэнергии. Им не хватало воды – водопровод практически
бездействовал.
И
в те минуты, когда Звягинцев, скованный ужасом, смотрел вслед медленно
ползущему по снегу листу фанеры с привязанным к нему мертвецом, две тысячи
ослабевших от голода, пошатывавшихся при каждом порыве ветра девушек-комсомолок
живой цепью соединяли один из хлебозаводов с прорубью на Неве, черпали оттуда
вёдрами ледяную воду и передавали их из рук в руки... Свирепствовал ледяной
ветер, термометр показывал тридцать один градус ниже нуля, но человеческий
конвейер работал безостановочно с четырёх часов дня до полуночи... А рано утром
те же девушки вручную, на санках, развозили по булочным только что выпеченный
хлеб…».
Во
второй том
вошли четвёртая и пятая книги романа-эпопеи «Блокада». В четвёртой книге описан
один из наиболее тяжёлых периодов блокады (действие происходит с 29 сентября по
20 ноября 1941 года). Здесь же рассказывается и об ожесточённых боях в районе
Невской Дубровки, и о сражениях за Тихвин и Волхов.
Цитата из романа Александра Чаковского «Блокада»:
«…Над
Ладогой загремел лозунг: «Все коммунисты и комсомольцы – на лёд!» По этому
призыву новые сотни людей, трудившихся до того на берегу, перешли на самую
трассу.
Трасса...
Трасса... Дорога жизни!..
Никто
не помнит, когда и кем именно впервые были произнесены эти два последних слова.
Но в январе они стали привычными для ленинградцев, повторялись на собраниях, на
митингах, в заводских цехах, звучали в каждом доме. Коллективы больших и малых
ленинградских предприятий помогали Дороге жизни всем, чем могли, – послали на лёд
специалистов-механиков, обеспечили трассу тракторами, грейдерами,
авторемонтными средствами.
Но
Дорога жизни нуждалась не только в этом. Её надо было ещё и охранять. На
Ладожскую трассу были нацелены десятки изрыгающих смерть и крушащих лёд
дальнобойных немецких пушек. Над ней висели вражеские бомбардировщики.
Существовала угроза высадки десанта.
Для
непосредственной охраны трассы была выделена специальная воинская часть. На
обоих берегах Ладоги и на острове Зеленец сконцентрировалась мощная зенитная
артиллерия, а по льду через каждые три километра располагались лёгкие
скорострельные пушки и через каждые пятьсот метров – многоствольные
зенитно-пулемётные установки. На бессменную воздушную вахту над Ладогой
заступила фронтовая и флотская авиация. Специальные воинские части охраняли
перевалочные базы и склады.
И,
казалось бы, невозможное – свершилось.
С
7 по 19 января перевозки увеличились почти вдвое. 18 января Ладожская трасса
впервые выполнила обязательную дневную норму.
Теперь
город был обеспечен мукой и мясом на три недели, сахаром – на тринадцать дней,
крупой и жиром – на девять. Это позволило уже 24 января вторично увеличить
продпаёк населению...
По
мере освоения трассы усиливалась и разгрузка города от лишних здесь людей –
стариков, неработоспособных женщин, школьников. Спасая их жизни, Ленинград
спасал и самого себя: за счёт эвакуированных можно было улучшить питание тем,
кто активно сопротивлялся вторжению немецко-фашистских захватчиков.
Холодная
и голодная блокадная ночь постепенно отступала. В непрошибаемой, казалось бы,
стене появилась надёжная отдушина. Через неё в Ленинград хлынул поток не только
плановых, а ещё и внеплановых продовольственных грузов. В подарок ленинградцам
слали железнодорожные составы с мукой, мясом, сахаром, крупой труженики
Поволжья, Кировской и Вологодской областей, далёкого Красноярского края,
Средней Азии...».
Пятая книга включает в себя всю панораму
событий и переплетений судеб главных героев, непосредственных участников
обороны Ленинграда, вплоть до прорыва блокады 18 января 1944 года.
Цитата из романа Александра Чаковского «Блокада»:
«…Выйдя
из кабины, Звягинцев почувствовал, что ноги почти совсем онемели. Метрах в трёх
от их «эмки» стоят грузовик, а за ним виднелась палатка и на белом щите чернела
надпись: «Обогревательный пункт».
Молчанов
первым откинул брезентовый полог и вошёл туда. Звягинцев сделал шаг за ним и
наткнулся на его спину.
Палатка
была битком набита людьми. Они сидели на дощатом настиле или стояли – мужчины,
женщины, дети.
Посредине
палатки топилась печка. Там же на шестах висели два фонаря.
При
тусклом свете фонарей Звягинцев смог разглядеть некоторые лица. Они были ужасны
– казалось, не кожа, а серые пергаментные листы обтягивали выступающие скулы,
заострившиеся носы, будто срезанные подбородки.
Неожиданно
раздался женский крик:
–
Нет, нет, не отдам!
Затем
послышался тихий мужской голос, но слов Звягинцев разобрать не мог. Через
несколько секунд снова на всю палатку прозвучал крик женщины:
– Нет!
Я отогрею его, отогрею!
…
В
самом конце прохода, у печки, Звягинцев увидел закутанную в платки и шали
женщину, а рядом с ней мужчину в белом халате поверх армейской шинели. Женщина
прижимала к груди завёрнутого в одеяло ребёнка. Звягинцева поразило её лицо –
молодое, но землисто-серое, искажённое гримасой гнева.
–
Товарищ майор! – взмолилась она, метнувшись навстречу Звягинцеву. – Скажите
ему!.. Я не отдам!..
Звягинцев
медленно пошёл к печке. Военный поднял руку к ушанке, вполголоса доложил:
–
Военфельдшер Егоров.
Он
был немолод, об этом свидетельствовали морщины на лице и седая прядь волос,
выбившаяся из-под ушанки.
…
–
Что с ребёнком? – негромко спросил Звягинцев фельдшера.
–
А-а!.. – безнадёжно произнёс тот. – Снимайте валенки, товарищ майор.
…
–
Он дышит, дышит! – вновь вскрикнула утихшая было женщина и протянула ребёнка
Егорову.
К
удивлению Звягинцева, тот совсем не реагировал на это.
Несколько
секунд женщина продолжала держать ребёнка на вытянутых руках. Потом каким-то
странным, лишённым всякого выражения, пустым взглядом посмотрела на фельдшера и
на Звягинцева, снова прижала ребёнка к груди, сгорбилась, сникла и стала что-то
бормотать полушёпотом.
–
Почему вы так с ней?.. – упрекнул фельдшера Звягинцев.
–
Потому что ребенок мёртв, – безжалостно произнёс Егоров. – Умер ещё до того,
как они доехали сюда.
–
Но ведь она говорит... – начал было Звягинцев и тут же умолк, поняв, что
пытается обмануть самого себя.
Неожиданно
пришла мысль, что он ошибался, полагая, будто у войны всего два лица и оба
знакомы ему: пожарища, разрушенные дома, вой сирен в затемнённом городе или
поля, изрытые траншеями и окопами, солдатские трупы, припорошенные снежком,
разбитые танки, искорёженные орудия... Нет, война многолика. Вот перед ним ещё
одно лицо войны: набитая измученными людьми палатка на льду, а под хрупким
льдом – бездонная пучина; в любой момент сюда может прилететь неприятельский
снаряд, и тогда этим мученикам, покинувшим родной город, не добраться до
Большой земли, все они пойдут под лёд, в чёрную пропасть, подобную той, которая
только что поглотила полуторку, гружённую хлебом...
Звягинцев
посмотрел на мать, баюкающую своего мёртвого ребенка, и ему показалось, что,
должно быть, от дыма, переполнившего палатку, в глазах появилась резь. Он
закрыл глаза и до боли прикусил нижнюю губу...».
В 1973-1977 годах режиссёр Михаил Ершов снял
киноэпопею «Блокада». Александр Чаковский работал над сценарием. Фильм состоит
из 4 серий: «Лужский рубеж», «Пулковский меридиан», «Ленинградский метроном», «Операция «Искра».
В
книжном фонде нашей библиотеки имеются следующие произведения Александра
Чаковского:
Книги
рельефно-точечного шрифта
Чаковский, А. Б. Блокада. Кн. 3 [Шрифт
Брайля] : роман / А. Б. Чаковский. – М. : Просвещение, 1974. – 4 кн. – С изд.: М.:
Сов. писатель, 1972.
Чаковский, А. Б. Блокада. Кн. 5 [Шрифт
Брайля] : роман / А. Б. Чаковский. – М. : Просвещение, 1978. – 14 кн. – С изд.:
М.: Сов. писатель, 1975.
Чаковский, А. Б. Неоконченный портрет
[Шрифт Брайля] / А. Б. Чаковский. – М. : Просвещение, 1988. – 7 кн. – С изд.: М.:
Сов. писатель, 1985.
Чаковский, А. Б. Победа. Кн. 1 [Шрифт
Брайля] : политический роман / А. Б. Чаковский. – М. : Просвещение, 1981. – 6
кн. – С изд.: М.: Сов. писатель, 1980.
Чаковский, А. Б. Победа. Кн. 2 [Шрифт
Брайля] : полит. роман / А. Б. Чаковский. – М. : Просвещение, 1981. – 5 кн. – С
изд.: М.: Сов. писатель, 1981.
Чаковский, А. Б. Победа. Кн. 3 [Шрифт
Брайля] : полит. роман / А. Б. Чаковский. – М. : Просвещение, 1985. – 8 кн. – С
изд.: М.: Сов. писатель, 1983.
Аудиокниги
на флеш-картах
Бек, А. А. Волоколамское шоссе [Электронный
ресурс] : повесть / А. А. Бек ; читает В. Герасимов. Победа : роман в 3-х кн. / А. Чаковский; читают: И. Прудовский, М.
Поздняков. – М. : Логосвос, 2014. – 1 фк., (78 час.14 мин.).
Плоскопечатные
издания
Чаковский, А. Б. Блокада. Т.1. Кн.1-3
[Текст] : роман / А. Б. Чаковский. – М. : Вече, 2003. – 640 с.
Чаковский, А. Б. Блокада. Т.2. Кн.4-5
[Текст] : роман / А. Б. Чаковский. – М. : Вече, 2003. – 752 с.
Чаковский, А. Б. Победа. Кн. 1 [Текст] :
политический роман / А. Б. Чаковский. – М. : Советский писатель, 1980. – 349 с.
Чаковский, А. Б. Победа. Кн. 2 [Текст] :
политический роман / А. Б. Чаковский. – М. : Советский писатель, 1981. – 250 с.
Чаковский, А. Б. Собрание сочинений : в
7 т. [Текст] / А. Б. Чаковский. – М. : Художественная литература, 1989.
Комментариев нет:
Отправить комментарий