«Мой брат родной по музе, по судьбам...» (Вильгельм Кюхельбекер)

Да паду же за свободу,

За любовь души моей,

Жертва славному народу,

Гордость плачущих друзей.

В. К. Кюхельбекер

Мой брат родной по музе, по судьбам...

А.С. Пушкин

Когда рассматриваешь и читаешь вышедшее в 1979 г. фундаментальное издание «В.К. Кюхельбекер. Путешествие. Дневник. Статьи» (Серия «Литературные памятники»), возникает ощущение восстановленной исторической справедливости.

Человеку с мужественным, открытым сердцем и горестной судьбой, Вильгельму Кюхельбекеру, по-настоящему повезло, в сущности, только один раз, да и то через много десятилетий после смерти – это произошло, когда его личностью и трудами заинтересовался блестящий литературовед и талантливый писатель Юрий Николаевич Тынянов (1894-1943). Занимаясь в студенческие годы в знаменитом пушкинском семинаре С.А. Венгерова, из которого вышли многие замечательные знатоки нашей литературы, Тынянов выбрал для дипломной работы творчество забытого писателя-декабриста В.К. Кюхельбекера. Что тогда было известно об этом человеке? Только то, что он был одним из героев и мучеников 14 декабря и ещё что учился он вместе с Пушкиным в Царскосельском лицее, где над ним подшучивали, а иной раз и издевались товарищи.

Перед смертью Вильгельм Карлович указал жене, едва-едва знавшей грамоту, на сундук со своими рукописями: «Там пятьдесят тысяч». Это звучало чуть ли не насмешкой или бредом умирающего. Дросида Ивановна и вправду не поручила никакого дохода от сочинений мужа, но в 1878 г. сундук, наконец, попал в редакцию журнала «Русская старина». Один из друзей сообщал тогда Л.Н. Толстому, что в его распоряжении «оказалось большое собрание ненапечатанных стихов и прозы Кюхельбекера и его дневник. Куча тетрадей произвела на меня самое привлекательное и грустное впечатление. Но я побоялся труда и времени, которых будет стоить чтение и обдумывание этих рукописей. А ведь Вы хвалили Кюхельбекера?». «Кюхельбекер трогателен», – ответил Толстой.

Долго ли, коротко ли, но сундук с рукописями после многих приключений перекочевал к Ю.Н. Тынянову, который изучал Кюхельбекера и писал о нём всю жизнь. Но и тут словно злой рок преследовал поэта-декабриста: во время ленинградской блокады архив его снова исчез. Даже в новом издании лишь две из девяти тетрадей «Дневника» удалось напечатать по подлиннику. И всё же Кюхельбекеру повезло: благодаря роману Тынянова «Кюхля», благодаря его исследованиям «Пушкин и Кюхельбекер», «Архаисты и Пушкин» и другим мы теперь знаем и любим лицейского чудака Кюхлю, интересного писателя, совсем было забытого потомками.

 В.К. Кюхельбекер. Гравюра И.И. Матюшина, 1888 г.

Вильгельм Карлович Кюхельбекер родился в Петербурге 21 июня 1797 года. Отец его Карл Генрих переселился в Россию из Саксонии в 70-х годах XVIII в., а до этого изучал юриспруденцию в Лейпцигском университете одновременно с великим немецким писателем И.-В. Гёте (с ним предстояло в 20-х годах XIX в. познакомиться Кюхельбекеру-литератору) и великим русским писателем-революционером А.Н. Радищевым (чьему высокому примеру следовал и чью горькую участь во многом разделил Кюхельбекер-декабрист).

Мать поэта, урожденная фон-Ломен, – женщина большого ума и высоких, моральных качеств – хотя и стала русской мелкопоместной дворянкой, но так толком и не выучилась говорить по-русски. Кюхельбекер-отец пользовался покровительством императора Павла I, он стал первым директором Павловска и мог в дальнейшем рассчитывать на большее, но дворцовый переворот 1801 г. уничтожил его надежды.

Карл Генрих Кюхельбекер вышел в отставку и поселился в подаренном ему Павлом имении Авинорм (в Эстонии), где и умер от чахотки в 1809 г. После его смерти имение Авинорм пришлось продать. С тех пор светлые сельские впечатления Кюхельбекера были связаны с другим уголком земли – поместьем Закуп Духовщинского уезда Смоленской губернии, принадлежавшим мужу его старшей сестры Юстины Карловны, которую поэт горячо любил и почитал как мать.

Дети Кюхельбекеров получили русское воспитание – в этом сказалась дальновидность родителей, видевших в России вторую родину. Кюхельбекер вспоминал о своём раннем детстве: «Я по отцу и по матери точно немец, но не по языку; – до шести лет я не знал ни слова по-немецки, природный мой язык – русский: первыми моими наставниками в русской словесности были моя кормилица Марина, да няньки мои Корниловна и Татьяна».

Смерть отца застала его в частном пансионе, а в 1811 г., когда встал вопрос о дальнейшем образовании, решено было обратиться за помощью к дальнему родственнику, будущему герою войны 1812 г. М.Б. Барклаю-де-Толли. Так очутился Вильгельм Кюхельбекер в созданном для подготовки юношей к государственной службе привилегированном учебном заведении – Царскосельском лицее.

Лицейские годы

Худой, неуклюжий до анекдотичности, глуховатый (перенесённая в детстве болезнь оставила след на всю жизнь), рассеянный, вечно погруженный в мечтания, Кюхельбекер словно создан был для насмешек сорванцов-сверстников. Вспомним, что когда начинался Лицей, им было по 12–13 лет! Ему и суп на голову выливали, и дразнили беспрестанно, а уж эпиграмм насочиняли – не счесть.

Ироническое отношение лицеистов вызывали не только внешность и манеры Кюхельбекера, но и его длинные, часто написанные гекзаметром, поначалу и в самом деле трудноватые для восприятия стихи. На этот счёт существует знаменитый отрывок из «Записок о Пушкине» Ивана Ивановича Пущина, написанных после возвращения его из Сибири, когда не было уже на свете ни Пушкина, ни Кюхельбекера: «Нельзя не вспомнить сцены, когда Пушкин читал нам своих Пирующих студентов, – пишет Пущин. – Он был в лазарете и пригласил нас прослушать эту пьесу...

Началось чтение:

Друзья, досужный час настал;

Всё тихо, всё в покое; и пр.

Внимание общее, тишина глубокая, по временам только прерываемая восклицаниями. Кюхельбекер просил не мешать, он был весь тут, в полном упоении... Доходит дело до последней строфы. Мы слышим:

Писатель за свои грехи!

Ты с виду всех трезвее;

Вильгельм, прочти свои стихи,

Чтоб мне заснуть скорее.

При этом возгласе публика забывает поэта, стихи его, бросается на бедного метромана, который, растаявши под влиянием поэзии Пушкина, приходит в совершенное одурение от неожиданной эпиграммы и нашего дикого натиска. Добрая душа был этот Кюхель! Опомнившись, просит он Пушкина ещё раз прочесть, потому что и тогда уже плохо слышал одним ухом, испорченным желтухой».

Что только не предпринимал бедный Кюхля (как его сразу же прозвали) – и гордо терпел, и звал обидчиков на поединки, и даже топился в пруду – ничего не помогало. Помогло другое – время и пришедшее с ним ко многим лицеистам понимание истинного облика Кюхельбекера, его душевной тонкости и полного самоотвержения в дружбе. Это очень скоро почувствовали Дельвиг и Пушкин, Пущин и Малиновский. Поняли и на всю жизнь полюбили «пресовершенного урода» – своего нелепого внешне и сильного и богатого внутренне товарища.

Лицейская дружба – святое чувство, согревавшее Кюхельбекера в трудных обстоятельствах жизни и в «мрачных пропастях земли»: в одиночных казематах Петропавловской, Шлиссельбургской, Динабургской крепостей, в Вышгородском замке Ревеля (теперь Таллин), в. тюрьме г. Свеаборга, а потом в сибирской ссылке.

Ю.Н. Тынянов справедливо замечал: «Дружба, и товарищество с самого начала и до конца его деятельности были не только главною его жизненною чертою, но и главною, основною лирическою темою, которая в его лирике так же главенствует, как у других поэтов любовь».

В 1812 г. Кюхельбекер первым из лицейских выразил твёрдое желание идти добровольцем в армию, и матери стоило немалых усилий убедить его продолжать образование. Учился Вильгельм с присущей ему полной самоотдачей и страстностью: философия, история, литература и европейские языки – всё это усваивалось им глубоко и перерабатывалось в его сознании, создавая фундамент мировоззрения будущего свободолюбца, русского патриота, разносторонне образованного поэта и критика.

В Лицее Кюхельбекер постоянно составлял «Словарь» (в нём принимали участие и другие лицеисты, в том числе Пушкин) – нечто вроде дневника или, вернее, конспекта всего прочитанного и обдуманного.

В 1815 г. в журнале «Амфион» печатаются первые – стихи Кюхельбекера, ничем особенно не примечательные, кроме восторгов юного сердца.

Преподаватель Благородного пансиона

А в июне 1817 г. Кюхельбекер вместе со всем первым выпуском покидает Лицей. Как и Пушкин, он был определён в Главный архив Иностранной коллегии, и как Пушкин не мог там ужиться. Зато у него вскоре обнаружились явные педагогические способности, и он даже собрался, навсегда покинув Петербург, преподавать в провинциальном учебном заведении. Но мать воспротивилась (зачем было кончать Лицей?), и дело завершилось тем, что Вильгельм стал преподавателем Благородного пансиона при Главном педагогическом институте.

Это был короткий счастливый период в жизни Кюхельбекера. Директор Лицея Егор Антонович Энгельгардт так характеризовал его занятия в то время: «Кюхельбекер живёт как сыр в масле: он преподаёт русскую словесность в меньших классах... и читает восьмилетним детям свои гекзаметры; притом исправляет он должность гувернёра; притом воспитывает он Мишу Глинку (лентяй, но очень способный к музыке мальчик)..., притом присутствует очень прилежно в обществе любителей словесности, и при всем этом ещё в каждый почти номер «Сына Отечества» срабатывает целую кучу гекзаметров. Кто бы подумал, когда он у нас в пруде тонул, что его на всё это станет?».

И способный музыкант Миша Глинка – будущий великий композитор, и брат Пушкина Лев, и ближайшие друзья Пушкина – П.В. Нащокин и С.А. Соболевский, и поэт и историк Украины Н.А. Маркевич, учившиеся тогда в пансионе (им было не по восемь лет, а по 15–16), горячо полюбили чудаковатого учителя и переняли у него, как могли, любовь к Отечеству и любовь к литературе. В маленьком мезонинчике в доме Благородного пансиона у Калинкина моста через Неву, где жил учитель словесности,

Всё это было разрушено одним ударом, когда 22 марта 1820 г. Кюхельбекер прочёл в Вольном обществе стихотворение «Поэты». Эти стихи, обращённые к Дельвигу, прозвучали почти открытой защитой Пушкина, которому, как знал верный Кюхля, грозила тогда царская расправа:

О Дельвиг, Дельвиг! что награда

И дел высоких и стихов?

Таланту что и где отрада

Среди злодеев и глупцов? –

Стадами смертных зависть правит;

Посредственность при ней стоит

И тяжкою пятою давит

Младых избранников харит…

После этого выступления друзьям пришлось выручать сразу двух поэтов – Пушкина и Кюхельбекера. К счастью, как раз в это время Дельвигу предложили место секретаря для ведения корреспонденции на трёх языках при богатом вельможе А.Л. Нарышкине, отправлявшемся в заграничное путешествие, и Дельвиг отказался от должности в пользу Кюхельбекера.

Путешествие по Европе

С 8 сентября 1820 г. по август 1821 г. в первый и единственный раз в жизни Кюхельбекер путешествовал по Европе – причём по Европе революционной (1 января 1820 г. – испанская революция; июль 1820 г. – восстание в Неаполе).

В Германии он посетил Гёте и записал об этом в «Дневнике» даже несколько буднично: «Мы наконец довольно сблизились: он подарил мне на память своё последнее драматическое произведение и охотно объяснил мне в своих стихотворениях всё то, что мог я узнать единственно от самого автора... Гёте позволил мне писать к себе и, кажется, желает, чтобы в своих письмах я ему объяснял свойство нашей поэзии и языка русского: считаю приятной обязанностью исполнить его требование и по возвращении в С.-Петербург займусь этими письмами, в которых особенно постараюсь обратить внимание на историю нашей словесности, на нашу простонародную поэзию». Увы, жизненные обстоятельства последних пяти лет, которые Кюхельбекер провел на свободе, были слишком сложными, чтобы он мог выполнить это намерение.

Накануне 1821 года Кюхельбекер был уже во Франции. Бурная жизнь французской столицы вовлекла впечатлительного, необычайно восприимчивого к идеям свободомыслия Кюхлю в свой водоворот.

19 августа 1821 г. А. И. Тургенев писал из Петербур­га Вяземскому: «Я прочёл сейчас лекцию Кюхельбекера в Париже: это любопытно! Между тем, он здесь и умирает с голоду». Вновь – не в последний раз вступились друзья, и Кюхельбекер получил назначение на Кавказ, на службу к А.П. Ермолову.

На Кавказе

Чиновник «по особым поручениям» коллежский асессор Кюхельбекер никаких поручений не выполнял, но короткое пребыва­ние на Кавказе оказалось для него необычайно полез­ным: он крепко подружился с А.С. Грибоедовым, в полной мере оценив острый ум и литературную само­бытность этого необычайно одарённого человека. Кю­хельбекер писал ему в 1825 г.:

Певец! Тебе даны рукой судьбы

Душа живая, пламень чувства,

Веселье светлое и к родине любовь,

Святые таинства искусства...

Собственно, они были знакомы и раньше, но в Тифлисе Грибоедов оказал на Кюхельбекера решающее влияние: прежние кумиры (более всех – Жуковский) как бы отступили в тень, И Кюхельбекер перешёл в тот литературный круг, который связан с именами так называемых младших архаистов – прежде всего Грибоедова и Кате­нина – и к которому серьёзно и доброжелательно отно­сился Пушкин.

В Тифлисе была и греющая душу дружба с Грибоедовым, и яростные споры, и чтение сцен из «Горя от ума». «Грибоедов писал «Горе от ума» почти при мне, – вспоминал Кюхельбекер в 1833 г. в Свеаборгской крепости. – ...мне первому читал каждое отдельное явление непосредственно после того, как оно было написано».

Недавний воспитанник лицея, а потом и сам воспитатель (в благородном пансионе) не ужился и на Кавказе. Он дрался на дуэли с оскорбившим его чиновником и был выдворен восвояси. Ермолов деликатно писал в характеристике Кюхельбекера, что «по краткости времени его пребывания мало употребляем был в должности и потому собственно по делам службы способности его неизвестны».

В отставке

После отставки год прожил в имении своей сестры в Смоленской губернии. 1822 год и первую половину 1823-го Кюхельбекеру жизнь доставляла довольно короткие, но сильные и важные впечатления. Впоследствии, тщетно доказывая Следственному комитету невозможность примириться с «угнетением истинно ужасным, в котором находится большая часть помещичьих крестьян», он добавил: «говорю не по слухам, а как очевидец, ибо живал в деревне не мимоездом».

Под этим подразумевались как раз 1822–1823 годы, когда он поселился в Закупе у сестры. Там трудился он над любимым своим детищем – трагедией «Аргивяне», которой собирался произвести переворот в театре российском, если бы удалось её напечатать. Герой трагедии произносит слова, пророческие для будущего декабриста:

Сколь гибелен безвременный мятеж!

И если вы, не проливая крови,

Воистину желаете Отчизне

Свободу и законы возвратить, –

Умейте, юноши, внимать мужам,

Избравшим вас для подвига святого,

Они рекут в благую пору вам:

«Ударил час восстанья рокового!»

30 июля 1823 г. Кюхельбекер отправляется в Москву. Преподаёт в женском пансионе Кистера, даёт частные уроки. С В.Ф. Одоевским возникает замысел альманаха «Мнемозина» и выходит в свет его первая часть.

«Подписка идёт в Москве хорошо, – радовался Кюхельбекер, – расходы по первой части покрыты». Увы, литературный успех альманаха был несомненный, но и финансовый крах – тоже. Только первая книжка окупила себя; деловой человек из Кюхли не получался. Он нищенствовал и вполне мог бы умереть с голоду, если бы не Дельвиг, Грибоедов, А.И. Одоевский, Рылеев и другие друзья.

1825 год

В апреле 1825 года Кюхельбекер переезжает в Санкт-Петербург. Живёт у своего брата Михаила Карловича, а с октября 1825 года – у князя А.И. Одоевского.

Между тем время летело стремительно: надвигалось 14 декабря. Фактически Кюхельбекер по всем своим воззрениям, личным и литературным связям был в числе самых активных и решительно настроенных декабристов. Достаточно сказать, что его знаменитое в Петер­бурге в 1825 г. стихотворение «На смерть Чернова» было откровенно революционным:

Клянёмся честью и Черновым:

Вражда и смерть временщикам, 

Царей трепещущим рабам,

Тиранам, нас угнесть готовым!

Однако формально Рылеев принял Кюхельбекера в Северное общество лишь недели за две до восстания. С присущей ему экзальтацией Кюхля как безумный но­сился по Петербургу, выполняя поручения Рылеева. Брат его Михаил Кюхельбекер был гвардейским офи­цером, одним из тех, кто вывел на Сенатскую площадь Морской экипаж.

Вильгельм осуществлял связь между рылеевским штабом и гвардейцами, он побывал и в Московском полку. В день восстания он так спешил на площадь, так торопил извозчика, что тот даже вывалил «барина» из саней. По-видимому, это обсто­ятельство спасло Кюхельбекеру жизнь: в пистолет, который он раздобыл где-то, забился снег, и впослед­ствии на площади, когда Вильгельм пытался выстрелить в великого князя Михаила Павловича, пистолет трижды давал осечку...

Как ни странно, приметному, многим известному, ничего не смыслившему в конспирации Кюхле дольше всех других заговорщиков удавалось скрываться от николаевских сыщиков.

Он сумел выбраться из Петер­бурга, побывал у родных под Псковом, потом в Закупе. 30 декабря в петербургских газетах даже появилось такое объявление: «По распоряжению полиции отыски­вается здесь коллежский асессор Кюхельбекер, который приметами: росту высокого, сухощав, глаза навыкате, волосы коричневые, рот при разговоре кривится, бакен­барды не растут; борода мало зарастает, сутуловат и ходит немного искривившись; говорит протяжно, от роду ему около 30 лет. – Почему поставляется в непре­менную обязанность всем хозяевам домов и управля­ющим оными, что если таких примет человек у кого окажется проживающим или явится к кому-либо на ночлег, тотчас представить его в полицию: в противном случае с укрывателями поступлено будет по всей строго­сти закона».

Захватили Кюхельбекера в предместье Варшавы 19 января 1826 года. На следствии Вильгельм Карлович с полной откровенностью и присущей ему прямотой объяснил, какие обстоятельства побудили его прим­кнуть к восставшим: «1. Злоупотребления и взятки государственных служащих. 2. «Угнетение истинно ужасное» крепостных крестьян. 3. Упадок торговли и промышленности. 4. Развращение нравов в простом народе. 5. Недостатки воспитания и образования дво­рянства. 6. Невежество простого народа. 7. Притесне­ния цензуры. 8. Республиканские убеждения».

Тюремное заключение

10 июля 1826 года приговором Кюхельбекер был причислен к разряду тех, кто достоин казни «отсечением головы». Его «поща­дили» и обрекли на многолетнее одиночное заключение. Приговорён к каторжным работам сроком на 20 лет.

27 июля 1826 года переведён в Кексгольмскую крепость.

22 августа 1826 года срок каторги был сокращён до 15 лет.

30 апреля 1827 года переведён в Шлиссельбургскую крепость.

12 октября 1827 года по указу императора вместо Сибири отправлен в арестантские роты при Динабургской крепости (ныне в Даугавпилсе, Латвия).

15 апреля 1831 года Кюхельбекер был отправлен в Ревель через Ригу.

Из Ревеля 7 октября 1831 года отправлен в Свеаборг, куда прибыл 14 октября 1831 года.

Ссылка

l4 декабря 1835 г. окончились тюремные годы. «Царской милостью» Вильгельм Кюхельбекер был обречён на вечную ссылку в Сибири. Он поселился в Баргузине, где жил брат Михаил, построил дом, обзавёлся и кое-каким хозяйством и женился на 19-легней дочери местного почтмейстера Дросиде Ивановне Артеновой (1817–1886). Это произошло за месяц до гибели Пушкина. В стихотворении «Тени Пушкина» есть, такие строки:

Итак, товарищ вдохновенный,

И ты! – а я на прах священный

Слёзы не пролил ни одной:

С привычки к горю и страданьям

Все высохли в груди больной.

Но образ твой моим мечтаньям

В ночах бессонных предстоит,

Но я тяжёлой скорбью сыт,

Но, мрачный, близ жены мне милой

И думать о любви забыл...

Там мысли, над твоей могилой!

Не получилось из него ни хозяина, ни семьянина. Слишком велика была разница в возрасте, в образовании, в «восприятии жизненных ценностей между ним и женой. Но детей – сына и дочку – он горячо любил, и последние дневниковые записи полны нежной заботой о них.

Он титанически трудился в годы тюрьмы и ссылки, наполняя свой сундук рукописными сокровищами. Поэмы «Зоровавель», «Юрий и Ксения», «Сирота», «Агасвер», роман «Последний Колонна», историческая трагедия «Прокофий Ляпунов», эпическая поэма «Давид», переводы трагедий Шекспира «Макбет» и «Генрих IV», наконец, изумительный «Дневник» – вот далеко не полный перечень его осуществлённых замыслов.

Тяжкие утраты – смерть друзей, нажитые в тюрьме болезни, грозившая полная слепота доконали Кюхельбекера. Он пытался обосноваться в Акте, Кургане, наконец, в Тобольске. Но тщетно – больше не было ему пристанища на земле. «В Тобольске он уже окончательно потерял зрение, – говорится в записи воспоминаний вдовы Кюхельбекера, – и здоровье его с каждым днём делалось слабее, а положение становилось несноснее. Спасибо друзьям, они не оставляли его в эти грустные минуты жизни. Ершов читал ему беспрестанно разные сочинения, рассуждал с ним продолжительно». Это был тот самый П.П. Ершов – автор знаменитого «Конька-горбунка».

23 августа 1846 года Кюхельбекер умер. Дети его, Михаил и Юстина, воспитывались у тётки в Петербурге. В казённые учебные заведения они смогли поступить лишь под вымышленной фамилией Васильевых. Только в 1856 году им было возвращено естественное человече­ское право – носить фамилию своего отца – Кюхельбе­кер.

В фонде СКБСС имеются следующие произведения и литература о жизни и творчестве Вильгельма Кюхельбекера, в том числе и в адаптированных форматах:

Поэты пушкинского круга [Текст] / Сост. В. В. Кунина. – М. : Правда, 1983. – 688 с.

Поэты пушкинской поры. Антология [Шрифт Брайля]. – М. : Просвещение, 1977. – 7 кн. – С изд.: М.: Худож. лит.,1972.

Поэты пушкинской поры [Текст]. – М. : Логосвос, 2000. – 677 с. – (Круг чтения. Издание для слабовидящих).

Русский биографический словарь. Т. 9. Кнаппе – Кюхельбекер [Текст]. – М. : Аспект-Пресс, 1996. – 708 с.

Тынянов, Ю. Н. Кюхля [Текст] : рассказы / Ю. Н. Тынянов. – М. : Правда, 1981. – 355 с.

Тынянов, Ю. Н. Пушкин [Звукозапись] : роман / читает В. Герасимов ; Кюхля : повесть / Ю. Н. Тынянов ; читает С. Кокорин. Молодая гвардия : роман / А. А. Фадеев ; читает В. Тихонов. Я пришёл дать вам волю ; Любавины : романы / В. М. Шукшин ; Рассказы ; До третьих петухов : повесть-сказка / В.М. Шукшин; читают М. Ульянов, В. Герасимов, И. Прудовский, О. Табаков. – Ставрополь : Ставроп. краев. б-ка для слепых и слабовидящих им. В. Маяковского, 2013. – 1 фк., (66 час.42 мин.). – Загл. с этикетки диска. – С изд.: БД СКБСС.

Тынянов, Ю. Н. Сочинения: в 2 т. Т. 1. Кюхля; Подпоручик Киже; Восковая персона; Малолетний Витушишников [Текст] / Ю. Н. Тынянов. – Л. : Худож. лит., 1985. – 540 с.